вторник, 10 сентября 2013
01:22
Доступ к записи ограничен
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 15 августа 2013
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Рассуждая о величайших силах в мире, составляющих его суть и влияющих на оную более всех других, принято упоминать: жизнь, смерть, время, даже любовь. Однако же люди зачастую забывают о такой немаловажной составляющей, как Удача. Да-да, вы не ослышались. Время – очень уж сложная субстанция из-за её неоднозначности, даже Смерть проще поддаётся изучению, разумеется, при этом изучение оной обходится очень дорого, но это уже другой разговор, Жизнь – слишком тонка и не так близка моим интересам - того же бессмертия я не ищу. Любовь? Я и Любовь – это даже не смешно.
А вот с Удачей у нас особые отношения. Пока что я не берусь делать выводы о всех аспектах этой силы, но мог бы утверждать, что уверенных и решительных она выделяет, особенно если эти уверенные не лишены и других выдающихся качеств. Впрочем, и к дуракам она снисходительна – к по-своему выдающимся дуракам. Возможно, в этом секрет, леди Удача обращает свой взор к выдающимся личностям. Хотя, вероятно, я напрасно её одушевляю: эти силы управляются не некими личностями, а Законами – не такими, что придумывают люди, но и их, если досконально изучить, можно научиться использовать и даже обходить.
И что бы не думали люди, как бы пренебрежительно не относились к Удаче, я то знаю, что подчинив её можно достичь успеха и во всех остальных сферах. Этого не дают ни Жизнь, ни Смерть, ни Любовь.
Моя власть над Удачей, однако же, пока весьма ограничена. Поскольку создать действительно в полной мере работающие артефакты, позволяющие управлять сей стихией, никому до сей поры не удалось.
Возможно, когда мне это удастся, и с Судьбой я буду говорить уже иначе. Наверное, я не так уж стремлюсь к скорейшему воплощению этих планов. Как знать, не придётся ли уплатить цену, не меньшую, чем собирает Смерть с тех, кто с головой кидается черпать возможности Некромагии.
А вот с Удачей у нас особые отношения. Пока что я не берусь делать выводы о всех аспектах этой силы, но мог бы утверждать, что уверенных и решительных она выделяет, особенно если эти уверенные не лишены и других выдающихся качеств. Впрочем, и к дуракам она снисходительна – к по-своему выдающимся дуракам. Возможно, в этом секрет, леди Удача обращает свой взор к выдающимся личностям. Хотя, вероятно, я напрасно её одушевляю: эти силы управляются не некими личностями, а Законами – не такими, что придумывают люди, но и их, если досконально изучить, можно научиться использовать и даже обходить.
И что бы не думали люди, как бы пренебрежительно не относились к Удаче, я то знаю, что подчинив её можно достичь успеха и во всех остальных сферах. Этого не дают ни Жизнь, ни Смерть, ни Любовь.
Моя власть над Удачей, однако же, пока весьма ограничена. Поскольку создать действительно в полной мере работающие артефакты, позволяющие управлять сей стихией, никому до сей поры не удалось.
Возможно, когда мне это удастся, и с Судьбой я буду говорить уже иначе. Наверное, я не так уж стремлюсь к скорейшему воплощению этих планов. Как знать, не придётся ли уплатить цену, не меньшую, чем собирает Смерть с тех, кто с головой кидается черпать возможности Некромагии.
понедельник, 22 октября 2012
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Надо же было так необдуманно попасться. Казалось бы, я ни на секунду не заблуждался, будто бы Тагир, потерпев неудачу с попыткой опоить меня какой-то дрянью, успокоится. Однако же.. к встрече у портала я не был готов. Вернее, не был готов достаточно, чтоб успешно отразить нападение джиннов, но благо помимо обычных портусов, мгновенно заблокированных, у меня был артефакт перемещения. Поразительно: он совершенно точно был многоразовым, однако разрядился полностью, да ещё выбросил меня - к счастью целого - за пределами купола над Хогвартсом, хотя должен бы куда как ближе к моим покоям.
К слову о "целом" - это я приукрасил собственное состояние. Джинны изрядно подрали меня острыми когтями. Поверх окровавленной одежды, висевшей едва ли не лохмотьями, пришлось накинуть призванную из ближайшего окна мантию. И то перед этим изрядно прогулявшись по лесу. Дойдя, наконец, до Хогвартса, я не задумываясь свернул в свои подземелья. И тут осознал, что по хорошему, надо было идти к Хельге, но сейчас делать крюк я был совершенно не в силах. А потому, прикинув, где ближайшие покои ученика, владеющего медимагией, направился к спальне Моргенов. Не лучший для меня вариант, но выбирать уже не приходилось.
***
На стук мага дверь отворил Александер. Окинул наставника отрешённым взглядом выгоревших глаз, хмуро кивнул - то ли по старой памяти, то ли из всё же привитых некогда приличий.
- Мне нужна Изольда. Она здессь? - Салазар не был настроен начинать издалека.
- Зачем она тебе? - не отвечая отозвался Александр, не то чтоб препятствуя тому, чтоб Слизерин зашёл, но и не приглашая.
- Я не настроен ссейчас объясняться, Кссандер. Просто сскажи, если твоей ссупруги здессь нет, и не отнимай моё время.
Граф Корнуолл неприятно скривил губы, явно недовольный тоном наставника - теперь уже практически бывшего наставника. Однако, не то он различил в свете магических светильников лицо Слизерина, не то почувствовал прекрасно знакомый запах крови, пропитавшей тёмную ткань мантии, - так или иначе, Морген посторонился и подставил мужчине плечо. Салазар недовольно глянул на молодого человека, но упорствовать не стал - пока он держался, но не хватало ему ещё рухнуть на пол перед комнатами Моргенов.
- Что случилось? - Александр помог магу добраться до кресла, по прежней привычке принимая на себя вес мужчины.
- Ваши комнаты - ближайшие из тех, где обитают медимаги, - всё, что нашёл нужным объяснить Салазар. - Так, Изольды нет.. - было не вопросом, а констатацией факта. Раздражения Салазар скрывать даже не собирался - слишком уж плохо он себя чувствовал.
- Нет, она что-то там изобретает в лабораториях. Тебе нужна именно она?
- В области медимагии я достаточно доверяю Седрику, но его нет в школе, и Хельге. Она придет по зову моего Патронуса, но затем замучает меня опекой и поучениями на тему того, что я "уже не в том возрасте", - Слизерин усмехнулся, однако ухмылка дрогнула, искажая всё более бледнеющее лицо.
- Покажи, что там у тебя, - Морген нахмурясь чуть подался к магу.
- Ты смотришшь на меня, как на будущий материал для практических занятий. Хочешь проверить: идти ли за женой или приготовить инструменты для работы?
- Нет, - Александр не поддержал шутку. - Я волнуюсь.
Салазар посмотрел на молодого человека, скептически изогнув бровь, хмыкнул:
- Это пожалуйста. Однако, всё не страшно. Уверен, ты сам из-за подобного в обморок не падал, - маг отдёрнул подол мантии, чуть поморщился - ткань успела прилипнуть.
Некромант кинул быстрый взгляд на открывшуюся неаппетитную картину, матерно прокомментировал, плавно поднялся и стремительно вышел из комнаты.
Оставшись в одиночестве Слизерин выругался. Огляделся, ища взглядом, не найдётся ли в комнате каких ингредиентов - понятно откуда, из его же лаборатории, взятых - из области медимагии, чтоб быстренько создать хоть какой-то целебный артефакт - благо резать запястья даже не пришлось бы, крови и без того достаточно - хоть пару второуровневых клепай. Но не было ни ингредиентов, ни сил. Да и с учётом усилившейся боли, отрешиться от которой становилось всё сложнее, Слизерин сомневался, что у него выйдет что-либо кроме мощного проклинающего на муки магического предмета.
До возвращения Александра, приведшего встревоженную Изольду, Салазар вовсю матерился. В присутствие ученицы перешёл на серпентарго (что было, скорее всего, излишним, учитывая манеру выражаться её супруга). Раны немилосердно горели, навевая унылые размышления о возможном заражении какой-нибудь малоизвестной магической гадостью.
- Мастер Салазар.... - Изольда - сосредоточенная и очень прямая - опустилась на подлокотник кресла и склонилась над ногой мага. Лохмотья, оставшиеся вместо штанины, он сам обрезал выше колена, и теперь с внешне отрешённым видом наблюдал, как краёв раны осторожно касаются тонкие пальцы, затем кончик палочки, а девушка быстро, но отчетливо шепчет заклинания.
На самом деле маг достаточно доверял способностям Изольды к медимагии, так что мысли его были заняты скорее тем неутешительным фактом, что обивка кресла успела изрядно пропитаться его кровью. К собственной крови Слизерин относился с пиететом, мало кем понимаемым. И ему категорически не нравилось оставлять такое её количество - на самом деле любое её количество - на мебели Александра. Морген, конечно, был его учеником, но больно уж способным. Ну не сжигать же прямо тут чёртово кресло. Сочтут ещё, чего доброго, что наставника прокляли безумием. В конце концов, маг решил не затягивая послать своего домовика с приказом сдохнуть, но кресло от крови отчистить.
Когда все необходимые для успешного излечения процедуры были выполнены, мужчина поднялся и, поблагодарив Изольду, направился к двери. Как ни странно, оба Моргена настойчиво предложили его проводить. Но это было уже слишком. Не отличавшийся излишней мягкостью Слизерин сперва отказался спокойно, а затем едва обернувшись процедил:
- Я сссказал - не нужно. - Пожалуй, прозвучало слишком резко. Много естественнее было бы насмешливо прокомментировать их беспокойство и сомнения в его способности оценить свое состояние и силы, но что уж теперь. Зато после подобного никаких предложений далее не последует, и за ним точно никто не пойдёт.
Привычные коридоры. И дорога запомнилась плохо. Однако оказавшись в собственной постели, маг не смог заснуть, не обдумав как следует всех аспектов того, что его весьма и небезосновательно беспокоило.
***
И вот.
- Лежу я, стараюссь абсстрагироваться от покалывания в восстанавливающихся тканях, и вссё раздумываю о том, что же за опасность разглядел во мне могущественный визирь Аббасидского Халифата, - неспешно отвечал кому-то Салазар, - У насс с Его Выссочеством всегда были сложные отношшения, однако не замечал за ним намерений меня усстранить, по крайней мере вссерьёз он никогда в покушениях на меня учасстия не принимал. Увидетьсся бы сс ним, поговорить. Меня терзают подозрения, становящщиеся вссё менее смутными, что не укрылись и ушши эмира от нашшёптываний неких лживых языков. Что кривишшься? О, пусстяки? - тонкие губы Слизерина изогнулись в усмешке. - Я тоже самоуверен ссверх вссякой меры. Между тем Тагир бывал в Хогвартсе, к моему сожалению. А джиннов здесь хотя бы видели лишшь Седрик да я. Знания - ссила, а незнакомая магия и сущщества - нессомненная опассность. Теперь об этом оссобенно сстоит помнить.
К слову о "целом" - это я приукрасил собственное состояние. Джинны изрядно подрали меня острыми когтями. Поверх окровавленной одежды, висевшей едва ли не лохмотьями, пришлось накинуть призванную из ближайшего окна мантию. И то перед этим изрядно прогулявшись по лесу. Дойдя, наконец, до Хогвартса, я не задумываясь свернул в свои подземелья. И тут осознал, что по хорошему, надо было идти к Хельге, но сейчас делать крюк я был совершенно не в силах. А потому, прикинув, где ближайшие покои ученика, владеющего медимагией, направился к спальне Моргенов. Не лучший для меня вариант, но выбирать уже не приходилось.
***
На стук мага дверь отворил Александер. Окинул наставника отрешённым взглядом выгоревших глаз, хмуро кивнул - то ли по старой памяти, то ли из всё же привитых некогда приличий.
- Мне нужна Изольда. Она здессь? - Салазар не был настроен начинать издалека.
- Зачем она тебе? - не отвечая отозвался Александр, не то чтоб препятствуя тому, чтоб Слизерин зашёл, но и не приглашая.
- Я не настроен ссейчас объясняться, Кссандер. Просто сскажи, если твоей ссупруги здессь нет, и не отнимай моё время.
Граф Корнуолл неприятно скривил губы, явно недовольный тоном наставника - теперь уже практически бывшего наставника. Однако, не то он различил в свете магических светильников лицо Слизерина, не то почувствовал прекрасно знакомый запах крови, пропитавшей тёмную ткань мантии, - так или иначе, Морген посторонился и подставил мужчине плечо. Салазар недовольно глянул на молодого человека, но упорствовать не стал - пока он держался, но не хватало ему ещё рухнуть на пол перед комнатами Моргенов.
- Что случилось? - Александр помог магу добраться до кресла, по прежней привычке принимая на себя вес мужчины.
- Ваши комнаты - ближайшие из тех, где обитают медимаги, - всё, что нашёл нужным объяснить Салазар. - Так, Изольды нет.. - было не вопросом, а констатацией факта. Раздражения Салазар скрывать даже не собирался - слишком уж плохо он себя чувствовал.
- Нет, она что-то там изобретает в лабораториях. Тебе нужна именно она?
- В области медимагии я достаточно доверяю Седрику, но его нет в школе, и Хельге. Она придет по зову моего Патронуса, но затем замучает меня опекой и поучениями на тему того, что я "уже не в том возрасте", - Слизерин усмехнулся, однако ухмылка дрогнула, искажая всё более бледнеющее лицо.
- Покажи, что там у тебя, - Морген нахмурясь чуть подался к магу.
- Ты смотришшь на меня, как на будущий материал для практических занятий. Хочешь проверить: идти ли за женой или приготовить инструменты для работы?
- Нет, - Александр не поддержал шутку. - Я волнуюсь.
Салазар посмотрел на молодого человека, скептически изогнув бровь, хмыкнул:
- Это пожалуйста. Однако, всё не страшно. Уверен, ты сам из-за подобного в обморок не падал, - маг отдёрнул подол мантии, чуть поморщился - ткань успела прилипнуть.
Некромант кинул быстрый взгляд на открывшуюся неаппетитную картину, матерно прокомментировал, плавно поднялся и стремительно вышел из комнаты.
Оставшись в одиночестве Слизерин выругался. Огляделся, ища взглядом, не найдётся ли в комнате каких ингредиентов - понятно откуда, из его же лаборатории, взятых - из области медимагии, чтоб быстренько создать хоть какой-то целебный артефакт - благо резать запястья даже не пришлось бы, крови и без того достаточно - хоть пару второуровневых клепай. Но не было ни ингредиентов, ни сил. Да и с учётом усилившейся боли, отрешиться от которой становилось всё сложнее, Слизерин сомневался, что у него выйдет что-либо кроме мощного проклинающего на муки магического предмета.
До возвращения Александра, приведшего встревоженную Изольду, Салазар вовсю матерился. В присутствие ученицы перешёл на серпентарго (что было, скорее всего, излишним, учитывая манеру выражаться её супруга). Раны немилосердно горели, навевая унылые размышления о возможном заражении какой-нибудь малоизвестной магической гадостью.
- Мастер Салазар.... - Изольда - сосредоточенная и очень прямая - опустилась на подлокотник кресла и склонилась над ногой мага. Лохмотья, оставшиеся вместо штанины, он сам обрезал выше колена, и теперь с внешне отрешённым видом наблюдал, как краёв раны осторожно касаются тонкие пальцы, затем кончик палочки, а девушка быстро, но отчетливо шепчет заклинания.
На самом деле маг достаточно доверял способностям Изольды к медимагии, так что мысли его были заняты скорее тем неутешительным фактом, что обивка кресла успела изрядно пропитаться его кровью. К собственной крови Слизерин относился с пиететом, мало кем понимаемым. И ему категорически не нравилось оставлять такое её количество - на самом деле любое её количество - на мебели Александра. Морген, конечно, был его учеником, но больно уж способным. Ну не сжигать же прямо тут чёртово кресло. Сочтут ещё, чего доброго, что наставника прокляли безумием. В конце концов, маг решил не затягивая послать своего домовика с приказом сдохнуть, но кресло от крови отчистить.
Когда все необходимые для успешного излечения процедуры были выполнены, мужчина поднялся и, поблагодарив Изольду, направился к двери. Как ни странно, оба Моргена настойчиво предложили его проводить. Но это было уже слишком. Не отличавшийся излишней мягкостью Слизерин сперва отказался спокойно, а затем едва обернувшись процедил:
- Я сссказал - не нужно. - Пожалуй, прозвучало слишком резко. Много естественнее было бы насмешливо прокомментировать их беспокойство и сомнения в его способности оценить свое состояние и силы, но что уж теперь. Зато после подобного никаких предложений далее не последует, и за ним точно никто не пойдёт.
Привычные коридоры. И дорога запомнилась плохо. Однако оказавшись в собственной постели, маг не смог заснуть, не обдумав как следует всех аспектов того, что его весьма и небезосновательно беспокоило.
***
И вот.
- Лежу я, стараюссь абсстрагироваться от покалывания в восстанавливающихся тканях, и вссё раздумываю о том, что же за опасность разглядел во мне могущественный визирь Аббасидского Халифата, - неспешно отвечал кому-то Салазар, - У насс с Его Выссочеством всегда были сложные отношшения, однако не замечал за ним намерений меня усстранить, по крайней мере вссерьёз он никогда в покушениях на меня учасстия не принимал. Увидетьсся бы сс ним, поговорить. Меня терзают подозрения, становящщиеся вссё менее смутными, что не укрылись и ушши эмира от нашшёптываний неких лживых языков. Что кривишшься? О, пусстяки? - тонкие губы Слизерина изогнулись в усмешке. - Я тоже самоуверен ссверх вссякой меры. Между тем Тагир бывал в Хогвартсе, к моему сожалению. А джиннов здесь хотя бы видели лишшь Седрик да я. Знания - ссила, а незнакомая магия и сущщества - нессомненная опассность. Теперь об этом оссобенно сстоит помнить.
понедельник, 09 июля 2012
01:29
Доступ к записи ограничен
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 02 марта 2012
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
...
Маг мрачен. В стену летит один попавшийся под руку предмет за другим. Какие-то из них оказались артефактами или заготовками и взорвались, высвобождая срывающуюся энергию. Хогвартс мог бы возмутиться, но это его крыло давно привыкло к нраву своего создателя.
Мужчина опустился в кресло, пальцы тут же сжали подлокотники - прочные, выдержат.
Мысли давят, не отпускают.
"Как он смеет. Как вообще такое возможно. Не допустить... запретить.." но нет, рамки, старательно выстроенные для себя, сдерживают порыв. Не время нарушать собственные правила, пока видишь в них смысл.
- Мой, - такая злоба и отчаяние в голосе. - Не сссмей, - едва ли не заклинанием, если бы их возможно было произнести на серпентарго
...
Маг мрачен. В стену летит один попавшийся под руку предмет за другим. Какие-то из них оказались артефактами или заготовками и взорвались, высвобождая срывающуюся энергию. Хогвартс мог бы возмутиться, но это его крыло давно привыкло к нраву своего создателя.
Мужчина опустился в кресло, пальцы тут же сжали подлокотники - прочные, выдержат.
Мысли давят, не отпускают.
"Как он смеет. Как вообще такое возможно. Не допустить... запретить.." но нет, рамки, старательно выстроенные для себя, сдерживают порыв. Не время нарушать собственные правила, пока видишь в них смысл.
- Мой, - такая злоба и отчаяние в голосе. - Не сссмей, - едва ли не заклинанием, если бы их возможно было произнести на серпентарго
...
четверг, 02 февраля 2012
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
На Востоке магические способности заключаются в первую очередь в умении вызывать джиннов. От магической силы зависит насколько могущественного джинна может подчинить себе колдун. Очень немногим удаётся вызвать даже слабенького джинна и получить с него хоть одно желание (на самом деле приказ, но любят на Востоке этакие красивости). Но при этом тайна вызова строжайше охраняется. Проще причаститься к ритуальным танцам пустынных ведьм, нежели выведать секрет приручения джиннов.
Природа этих существ для меня также пока не ясна. Было время, я полагал, что джинны - суть воплощения стихий: земли, огня, воздуха и воды. Предположение было основано на внешнем виде тех немногих экземпляров, что мне посчастливилось наблюдать и на том, какие чудеса они выполняли. Разумеется, эта тема по-прежнему интересна мне настолько, что в будущем я планирую заняться ей вплотную, и узнать сколько возможно и, конечно, даже больше об этих полезнейших явлениях.
В то время аббасиды уже не удерживали своих территорий, и на пустынных ведьм случались настоящие облавы. Девы были полезны и для магических войн: кудесников с джиннами немного - да и каждый воинствующий отряд не отказался бы иметь при себе ведьму, способную предсказать будущее, почувствовать западню, охранить от коварных ловушек джиннов.
Я был молод, малопривычен к восточной жизни и действовал без оглядки, рассматривая только желанные последствия. Рядом с моим оазисом, дворец в котором ещё возводился, случилась охота. К своим землям, будь это деревни, болота и пашни, или дюны с барханами, отношение у меня было собственническое, как и к людям, что в них обитают. Я вмешался. Воины, прибывшие за ведьмами из самого Кабула, были серьезной силой, людей у меня мало, одних боевых умений не хватило. Зато им нечего было противопоставить моей магии. Пленные рабы мне были ни к чему, отпускать увидевших так много - опасно, пришлось убить всех.
Из троих ведьм спасти успели одну - Ахлам. Я взял с неё нерушимый обет хранить мою тайну - не потому, что она сама могла бы пойти донести об увиденном в столицу, но на случай, если её пленят. Испуганная казнями свидетелей, она согласилась. А погостив в моем доме с неделю, убедившись, что я не намерен её неволить, и получив в дар пару полезных рецептов, осознала, как ей повезло - она жива, свободна и ей есть чем обогатить свое ведьмино племя. Она осмелела настолько, что указала мне на моё упущение - обет был составлен коряво: по его сути выходило, что она не может рассказывать обо мне только мужчинам. Менять что-либо не стал. Тогда, уходя, она благодарила меня и предложила просить у неё, чего пожелаю, что она в меру сил своих исполнит.
Я просил рассказать её сестрам о случившемся.
Позже узнал, обещание она сдержала. Однако упоминая в рассказе обо мне, Ахлам неизменно говорила: "Свободный джинн с зелёными глазами".
Я был удивлен, не понимал, каким образом Ахлам пришла к такому сравнению. И отчего она просто не назвала моего имени, ведь обет не распространялся на её сестёр. Только спустя несколько лет я понял, что имела ввиду ведьма, и насколько была права. Имена меняются, о тайнах узнают, и назваться не собой - дело несложное. Ахлам же нашла способ оградить и меня и своих сестёр от обмана. Привычной европейцам магии, тем более беспалочковой, на Востоке нет, волшебники не творят заклинаний, влияющих на окружающую реальность, они колдуют посредством джиннов. А джинны, как оказалось многообразнее, чем воплощения четырех стихий, и способны они куда как на большее, пределы могущества сильнейших джиннов мне не известны. Потому Ахлам отделила меня от местных людей и магов, назвав джинном. Также достоверно известно, что джинны сами не могут появиться в нашем мире, даже если чародей не удержал вызванное существо, освободившись, оно покидает нашу действительность. Свободных джиннов не бывает. Разве только в сказках.
А потому для пустынной ведьмы свободного джинна с зелёными глазами невозможно было спутать ни с кем.
Природа этих существ для меня также пока не ясна. Было время, я полагал, что джинны - суть воплощения стихий: земли, огня, воздуха и воды. Предположение было основано на внешнем виде тех немногих экземпляров, что мне посчастливилось наблюдать и на том, какие чудеса они выполняли. Разумеется, эта тема по-прежнему интересна мне настолько, что в будущем я планирую заняться ей вплотную, и узнать сколько возможно и, конечно, даже больше об этих полезнейших явлениях.
В то время аббасиды уже не удерживали своих территорий, и на пустынных ведьм случались настоящие облавы. Девы были полезны и для магических войн: кудесников с джиннами немного - да и каждый воинствующий отряд не отказался бы иметь при себе ведьму, способную предсказать будущее, почувствовать западню, охранить от коварных ловушек джиннов.
Я был молод, малопривычен к восточной жизни и действовал без оглядки, рассматривая только желанные последствия. Рядом с моим оазисом, дворец в котором ещё возводился, случилась охота. К своим землям, будь это деревни, болота и пашни, или дюны с барханами, отношение у меня было собственническое, как и к людям, что в них обитают. Я вмешался. Воины, прибывшие за ведьмами из самого Кабула, были серьезной силой, людей у меня мало, одних боевых умений не хватило. Зато им нечего было противопоставить моей магии. Пленные рабы мне были ни к чему, отпускать увидевших так много - опасно, пришлось убить всех.
Из троих ведьм спасти успели одну - Ахлам. Я взял с неё нерушимый обет хранить мою тайну - не потому, что она сама могла бы пойти донести об увиденном в столицу, но на случай, если её пленят. Испуганная казнями свидетелей, она согласилась. А погостив в моем доме с неделю, убедившись, что я не намерен её неволить, и получив в дар пару полезных рецептов, осознала, как ей повезло - она жива, свободна и ей есть чем обогатить свое ведьмино племя. Она осмелела настолько, что указала мне на моё упущение - обет был составлен коряво: по его сути выходило, что она не может рассказывать обо мне только мужчинам. Менять что-либо не стал. Тогда, уходя, она благодарила меня и предложила просить у неё, чего пожелаю, что она в меру сил своих исполнит.
Я просил рассказать её сестрам о случившемся.
Позже узнал, обещание она сдержала. Однако упоминая в рассказе обо мне, Ахлам неизменно говорила: "Свободный джинн с зелёными глазами".
Я был удивлен, не понимал, каким образом Ахлам пришла к такому сравнению. И отчего она просто не назвала моего имени, ведь обет не распространялся на её сестёр. Только спустя несколько лет я понял, что имела ввиду ведьма, и насколько была права. Имена меняются, о тайнах узнают, и назваться не собой - дело несложное. Ахлам же нашла способ оградить и меня и своих сестёр от обмана. Привычной европейцам магии, тем более беспалочковой, на Востоке нет, волшебники не творят заклинаний, влияющих на окружающую реальность, они колдуют посредством джиннов. А джинны, как оказалось многообразнее, чем воплощения четырех стихий, и способны они куда как на большее, пределы могущества сильнейших джиннов мне не известны. Потому Ахлам отделила меня от местных людей и магов, назвав джинном. Также достоверно известно, что джинны сами не могут появиться в нашем мире, даже если чародей не удержал вызванное существо, освободившись, оно покидает нашу действительность. Свободных джиннов не бывает. Разве только в сказках.
А потому для пустынной ведьмы свободного джинна с зелёными глазами невозможно было спутать ни с кем.
пятница, 13 января 2012
13:02
Доступ к записи ограничен
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 29 декабря 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Обсуждали с Мордредом такой вечный вопрос, как "Чего хотят женщины". Он спрашивал у меня, мол, я женат и должен знать. Напомнил ему, что у него самого есть невеста. Но примеры наших супруг сочли не самыми показательными, зато забавно. Касательно моей благоверной я ответил:
- Моя жена хочет, чтоб я чаще бывал дома, ведь я вечно то в Хогвартсе, то на востоке.
- А моя невеста хочет новое розовое платье.
Последний раз такое выражение лица у него было, когда из лабораторий пропала кровь единорога, но никто не сознавался в проступке.
- Моя жена хочет, чтоб я чаще бывал дома, ведь я вечно то в Хогвартсе, то на востоке.
- А моя невеста хочет новое розовое платье.
Последний раз такое выражение лица у него было, когда из лабораторий пропала кровь единорога, но никто не сознавался в проступке.
пятница, 16 декабря 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Температура в богато убранной гостиной багдадского дворца султана высока, хоть небо давно украсилось звездами, словно усыпанный сияющими в свете лампад камнями наряд танцовщицы, ублажающей взоры высоких гостей.
Смуглокожие мальчики-рабы, усердно работающие опахалами, устроились за курильнями, дабы господа ощущали лишь запахи благовоний, а не их блестящих от пота тел.
Воздух в комнате, душно пропитанный запахами сандала, розы и кокоса, дрожит от напряжения и волн неприязни, исходящих от расслабленно развалившихся на подушках гостей милостивого султана Самасама ад-Дуала. Собравшиеся лениво обмениваются доброжелательными замечаниями и довольными взглядами, только Аламгир-шан слегка поводит плечом, позволяет вздрагивать тонким пальцам в такт музыке, словно опережая движения танцовщицы, за которой он наблюдает из под полуопущенных ресниц. Европеец, конечно, не замечает, что визирь откровенно следит за ним самим, слизывает дынную сладость с кривящихся в надменной усмешке губ, - уж Тагир то прекрасно помнит, как гнулся в танце прозванный Дамилем.
На плечах танцовщицы лежит змея, безучастная и безвольная, обкуренная различными сонными снадобьями – не из страха за рабыню, но для безопасности дорогих гостей. Девушка, польщенная обществом, перед которым ей посчастливилось сегодня танцевать, обводит мужчин глубокими, черными, словно ночь, глазами, останавливает взгляд на европейце и делает несколько шагов к нему. Ну, разумеется, кому же нравится только смотреть, без возможности прикоснуться к умасленной гладкой коже? На миг она замирает, опасливо глянув на своего повелителя, но Самсам, только рукой махнул, да благодушно рассмеялся – видно же с каким жадным нетерпением Аламгир абу Айниджамал поглядывает на рабыню.
Темноволосая красавица останавливается перед зеленоглазым европейцем, плавно опускается на пол – рядом с подушками, но не на них, – прогибается назад так, что, кажется, вот-вот переломится и уже не сможет подняться. Однако музыка меняется, и девушка стремительно подается вперед, чуть нависает над полулежащим мужчиной, бахрама лифа дразнящее щекочет живот, утянутый лишь тонким шелком. От резких движений змея шипит и приподнимает голову, по губам странного европейца змеится усмешка, он зачем-то передразнивает шипение змеи. Танцовщица спешит отойти обратно в центр площадки, ожидая, кто ещё из гостей захочет поманить её ближе.
На челе султана едва заметно легкое волнение – девица так постаралась, что даже он не успел разглядеть момент, когда в кубок Аламгира упали несколько маслянистых капель без запаха. Но верная Нальяра не могла его подвести, по её мимолетному взгляду, он понимает, что поручение выполнено, из могучей груди вырывается облегченный вздох.
Нальяра кружится в танце, музыкальный темп, и без того быстрый, все нарастает, словно музыканты играют на углях.
Аламгир, приподнявшись на локте, высоко поднимает бокал. Странные европейцы, но к такой манере говорить тосты, все уже привыкли, кое-кто, сам халиф, к примеру, даже нашел её занимательной. «Что ж, пусть его, главное пей быстрее, приблудный варвар».
- Я хотел бы осушить кубок за нашего любезного хозяина, славного и гостеприимного султана Самсама ад-Даула! За почтившего нас своим обществом почтеннейшего эмира Тагира ибн Заманшаха, сына великого халифа! А также за всех моих дорогих друзей, возможность видеть которых каждый раз наполняет сердце радостью!
Он трижды ударяет пальцем по боку кубка, раздается громкое звяканье: видимо, поадает по металлу одним из перстней. Широкое лицо Самсама расплывается в дружелюбной улыбке, он даже приподнимается на подушках, дабы выразить свое наслаждение от общества такого интересного человека – всё же это будут последние слова, которые зеленоглазый сын шакала услышит. Но тут танцовщица пронзительно вскрикивает – проклятая ползучая тварь, взбудораженная музыкой и тряской, в мгновение ока опутала тонкий стан тугими кольцами и вонзила зубы в нежную кожу.
Перепуганные рабы кидаются кто к девушке, кто – прочь. Иноземный факир, сейчас выглядящий бледнее европейца, загоняет змею в горшок, беспрестанно клянясь своей зурной, что такое с ней впервые. Однако его лепет вовсе не трогает мрачного султана. Он скорбно смотрит на вздувшееся тело Нальяры и на пряное вино, пролившееся на пол из кубка Аламгира: заметавшийся раб умудрился выронить опахало, ударившее зеленоглазого по поднятой в тосте руке.
Выслушав тысячу извинений и покидая, наконец, гостеприимный дворец, Аламгиршан размышляет о том, что игра опять закончилась в ничью. План Самсама провалился, но и сам султан лишился всего лишь одной из убийц. Банальность и простота избранного способа почти обидны, впрочем, и Аламгир, в свою очередь, не особо старался, и лишь феноменальная безалаберность объясняла, отчего никто не заметил, что кожа и глаза одного маленького раба затемнены магически.
Дамиль бы не возражал играть дальше. Вот только недавно султан заигрался, теперь даже вмешательство халифа, отправившего сюда визиря, не спасёт Самсама от расплаты. Посетить его сегодня было необходимо, показаться всем, пообщаться, продемонстрировать, что нет необходимости скрываться. При этом точно решено: до следующего дня рождения светоносный султан не доживет.
***
- Ты зссачем в меня веером кинул?! – возмущенно фыркнул Слизерин, недовольно поглядывая на внушительный синяк на запястье и насмешливо на Эндрю, пытающегося самостоятельно снять с себя эффекты изменения внешности.
- Но масстер Салазар, надо же было что-то придумать, там же был яд!
- А то я ссам предупреждения не слышшшал? – не меняя тона возразил учитель. – Мог бы запомнить, как выглядит мой артефакт, нейтрализующщий яды. Что ессли бы я тебя сразу вытащить не смог?
- Там бы оссставили, - буркнул Эндрю, манера которого растягивать шипящие во время особо волнительных моментов Салазара несколько напрягала.
- Вполне возможно, – заключил маг, затем все же сменил гнев на милость. – Ты прекрасно ссправился с тем, чтобы пробраться внутрь, не вызвав слишком много подозрений даже у Тагира. Хорошшо.
Зеленые глаза Эндрю засверкали. Ему очень хотелось расспросить о том, кто же такой этот Тагир – сын халифа, но наставник уже активировал телепорт, и как только они оказались в Хогвартсе приказал:
- Направляйссся в спальню. Завтра с утра практическое занятие по артефактам защиты, - и ушел в сторону своих покоев.
Смуглокожие мальчики-рабы, усердно работающие опахалами, устроились за курильнями, дабы господа ощущали лишь запахи благовоний, а не их блестящих от пота тел.
Воздух в комнате, душно пропитанный запахами сандала, розы и кокоса, дрожит от напряжения и волн неприязни, исходящих от расслабленно развалившихся на подушках гостей милостивого султана Самасама ад-Дуала. Собравшиеся лениво обмениваются доброжелательными замечаниями и довольными взглядами, только Аламгир-шан слегка поводит плечом, позволяет вздрагивать тонким пальцам в такт музыке, словно опережая движения танцовщицы, за которой он наблюдает из под полуопущенных ресниц. Европеец, конечно, не замечает, что визирь откровенно следит за ним самим, слизывает дынную сладость с кривящихся в надменной усмешке губ, - уж Тагир то прекрасно помнит, как гнулся в танце прозванный Дамилем.
На плечах танцовщицы лежит змея, безучастная и безвольная, обкуренная различными сонными снадобьями – не из страха за рабыню, но для безопасности дорогих гостей. Девушка, польщенная обществом, перед которым ей посчастливилось сегодня танцевать, обводит мужчин глубокими, черными, словно ночь, глазами, останавливает взгляд на европейце и делает несколько шагов к нему. Ну, разумеется, кому же нравится только смотреть, без возможности прикоснуться к умасленной гладкой коже? На миг она замирает, опасливо глянув на своего повелителя, но Самсам, только рукой махнул, да благодушно рассмеялся – видно же с каким жадным нетерпением Аламгир абу Айниджамал поглядывает на рабыню.
Темноволосая красавица останавливается перед зеленоглазым европейцем, плавно опускается на пол – рядом с подушками, но не на них, – прогибается назад так, что, кажется, вот-вот переломится и уже не сможет подняться. Однако музыка меняется, и девушка стремительно подается вперед, чуть нависает над полулежащим мужчиной, бахрама лифа дразнящее щекочет живот, утянутый лишь тонким шелком. От резких движений змея шипит и приподнимает голову, по губам странного европейца змеится усмешка, он зачем-то передразнивает шипение змеи. Танцовщица спешит отойти обратно в центр площадки, ожидая, кто ещё из гостей захочет поманить её ближе.
На челе султана едва заметно легкое волнение – девица так постаралась, что даже он не успел разглядеть момент, когда в кубок Аламгира упали несколько маслянистых капель без запаха. Но верная Нальяра не могла его подвести, по её мимолетному взгляду, он понимает, что поручение выполнено, из могучей груди вырывается облегченный вздох.
Нальяра кружится в танце, музыкальный темп, и без того быстрый, все нарастает, словно музыканты играют на углях.
Аламгир, приподнявшись на локте, высоко поднимает бокал. Странные европейцы, но к такой манере говорить тосты, все уже привыкли, кое-кто, сам халиф, к примеру, даже нашел её занимательной. «Что ж, пусть его, главное пей быстрее, приблудный варвар».
- Я хотел бы осушить кубок за нашего любезного хозяина, славного и гостеприимного султана Самсама ад-Даула! За почтившего нас своим обществом почтеннейшего эмира Тагира ибн Заманшаха, сына великого халифа! А также за всех моих дорогих друзей, возможность видеть которых каждый раз наполняет сердце радостью!
Он трижды ударяет пальцем по боку кубка, раздается громкое звяканье: видимо, поадает по металлу одним из перстней. Широкое лицо Самсама расплывается в дружелюбной улыбке, он даже приподнимается на подушках, дабы выразить свое наслаждение от общества такого интересного человека – всё же это будут последние слова, которые зеленоглазый сын шакала услышит. Но тут танцовщица пронзительно вскрикивает – проклятая ползучая тварь, взбудораженная музыкой и тряской, в мгновение ока опутала тонкий стан тугими кольцами и вонзила зубы в нежную кожу.
Перепуганные рабы кидаются кто к девушке, кто – прочь. Иноземный факир, сейчас выглядящий бледнее европейца, загоняет змею в горшок, беспрестанно клянясь своей зурной, что такое с ней впервые. Однако его лепет вовсе не трогает мрачного султана. Он скорбно смотрит на вздувшееся тело Нальяры и на пряное вино, пролившееся на пол из кубка Аламгира: заметавшийся раб умудрился выронить опахало, ударившее зеленоглазого по поднятой в тосте руке.
Выслушав тысячу извинений и покидая, наконец, гостеприимный дворец, Аламгиршан размышляет о том, что игра опять закончилась в ничью. План Самсама провалился, но и сам султан лишился всего лишь одной из убийц. Банальность и простота избранного способа почти обидны, впрочем, и Аламгир, в свою очередь, не особо старался, и лишь феноменальная безалаберность объясняла, отчего никто не заметил, что кожа и глаза одного маленького раба затемнены магически.
Дамиль бы не возражал играть дальше. Вот только недавно султан заигрался, теперь даже вмешательство халифа, отправившего сюда визиря, не спасёт Самсама от расплаты. Посетить его сегодня было необходимо, показаться всем, пообщаться, продемонстрировать, что нет необходимости скрываться. При этом точно решено: до следующего дня рождения светоносный султан не доживет.
***
- Ты зссачем в меня веером кинул?! – возмущенно фыркнул Слизерин, недовольно поглядывая на внушительный синяк на запястье и насмешливо на Эндрю, пытающегося самостоятельно снять с себя эффекты изменения внешности.
- Но масстер Салазар, надо же было что-то придумать, там же был яд!
- А то я ссам предупреждения не слышшшал? – не меняя тона возразил учитель. – Мог бы запомнить, как выглядит мой артефакт, нейтрализующщий яды. Что ессли бы я тебя сразу вытащить не смог?
- Там бы оссставили, - буркнул Эндрю, манера которого растягивать шипящие во время особо волнительных моментов Салазара несколько напрягала.
- Вполне возможно, – заключил маг, затем все же сменил гнев на милость. – Ты прекрасно ссправился с тем, чтобы пробраться внутрь, не вызвав слишком много подозрений даже у Тагира. Хорошшо.
Зеленые глаза Эндрю засверкали. Ему очень хотелось расспросить о том, кто же такой этот Тагир – сын халифа, но наставник уже активировал телепорт, и как только они оказались в Хогвартсе приказал:
- Направляйссся в спальню. Завтра с утра практическое занятие по артефактам защиты, - и ушел в сторону своих покоев.
понедельник, 12 декабря 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Я знаю точно, и лишь раз за разом убеждаюсь в верности своего понимания: мне совершенно противопоказано пытаться играть по чьим-то правилам, действовать в установленных кем-то рамках.
Разнести в пух и прах - не всегда проще, но неизменно эффективнее и лучше для меня. Нет ничего важнее.
Решить, как я хочу, перестать подыгрывать, вскинуться, завертеть ворот, запустить жернова, сметающие всё, что мне мешает, - и судьба вновь услужливо придерживает колесо, подставляя под мою занесённую стопу именно тот путь, который удовлетворяет моим желаниям.
Разнести в пух и прах - не всегда проще, но неизменно эффективнее и лучше для меня. Нет ничего важнее.
Решить, как я хочу, перестать подыгрывать, вскинуться, завертеть ворот, запустить жернова, сметающие всё, что мне мешает, - и судьба вновь услужливо придерживает колесо, подставляя под мою занесённую стопу именно тот путь, который удовлетворяет моим желаниям.
понедельник, 05 декабря 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Нашел среди свитков с планами замка стопку аккуратно нарезанных полосок пергамента с кривовато выведенными странными словами.
Вспомнились времена, когда мы только собрались, чтоб основать школу магии.
Собственно ночь, когда мы особенно активно обсуждали варианты названия. Без невероятного количества эля, разумеется, не обошлось. Пили в основном мы с Годриком, впрочем Ровена не сильно отставала, где была Хельга уже не помню. Тогда то мы и написали эти оригинальные предложения на "листках". В итоге, после, не скажу что утром - много позже, мы от придуманного ночью отказались.. Слава богам - не успели поспорить на честь, что примем одно из показавшихся подходящими слов. Либо мы благополучно об этом забыли.
Никогда не пил столько, как в то время. Тем более с Гриффиндором. Если Годрик захочет победить меня в чём-то с гарантией - ему нужно настаивать на алкогольном соревновании.
Те годы вспоминаются с ностальгией. Не из-за молодости, разумеется. Просто тогда была цель, вполне конкретная, но при этом, как бы сказать, вариативная. Такая, за развитием которой, даже после достижения, будет увлекательно наблюдать. Идеальный эксперимент.
К тому же тогда мы ладили. Несмотря ни на что. Правда излюбленной фразой Ровены была: "Ненавижу мужчин". Годрик не понимал, что задевает её своими мужицкими замашками, а я поддерживал его - мне нравилось наблюдать, как Рейвенкло злится. Тогда ещё я был весьма обижен на неё, только узнав о Елене. Но иногда мне приходилось Годрика одергивать.
Интересно, теперь - это у меня так характер испортился. Или остальные и правда поглупели? Нет, разумеется, возможно причина в том, что в то время мне было не до того.. одна из причин.
Как всё-таки неприятно ловить себя на мысли, что прошлого не хватает. Жить нужно настоящим, создавая желанное будущее. А из прошлого - извлекать уроки, не более.
Вспомнились времена, когда мы только собрались, чтоб основать школу магии.
Собственно ночь, когда мы особенно активно обсуждали варианты названия. Без невероятного количества эля, разумеется, не обошлось. Пили в основном мы с Годриком, впрочем Ровена не сильно отставала, где была Хельга уже не помню. Тогда то мы и написали эти оригинальные предложения на "листках". В итоге, после, не скажу что утром - много позже, мы от придуманного ночью отказались.. Слава богам - не успели поспорить на честь, что примем одно из показавшихся подходящими слов. Либо мы благополучно об этом забыли.
Никогда не пил столько, как в то время. Тем более с Гриффиндором. Если Годрик захочет победить меня в чём-то с гарантией - ему нужно настаивать на алкогольном соревновании.
Те годы вспоминаются с ностальгией. Не из-за молодости, разумеется. Просто тогда была цель, вполне конкретная, но при этом, как бы сказать, вариативная. Такая, за развитием которой, даже после достижения, будет увлекательно наблюдать. Идеальный эксперимент.
К тому же тогда мы ладили. Несмотря ни на что. Правда излюбленной фразой Ровены была: "Ненавижу мужчин". Годрик не понимал, что задевает её своими мужицкими замашками, а я поддерживал его - мне нравилось наблюдать, как Рейвенкло злится. Тогда ещё я был весьма обижен на неё, только узнав о Елене. Но иногда мне приходилось Годрика одергивать.
Интересно, теперь - это у меня так характер испортился. Или остальные и правда поглупели? Нет, разумеется, возможно причина в том, что в то время мне было не до того.. одна из причин.
Как всё-таки неприятно ловить себя на мысли, что прошлого не хватает. Жить нужно настоящим, создавая желанное будущее. А из прошлого - извлекать уроки, не более.
четверг, 24 ноября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Ученик рассказал свой сон. Забавно. С другой стороны, что за мысли к ним приходят? С них ведь станется в реальности докопаться до моих тайных подземелий. Надо будет установить там ловушки. Однако пока не решил - опасные, чтоб наверняка, или всё же оповещающие меня, чтобы на первый раз спасти, а там им неповадно будет.
понедельник, 14 ноября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Очередная ночь кошмаров.
Выходит, события октября поразили меня более, чем я думал. Но раньше, как бы сильны ни были нервные потрясения, дурные сны после никогда не мучили меня так долго. По крайней мере, после того, как я осуществлял задуманное, совершал свои ходы.
Я бы ещё понял, будь причина в опасениях за Седрика или других близких, но точно знаю, как именно выражаются эти страхи. Не то.
Заброшенный город кажется одновременно совершенно сюрреалистичным и донельзя настоящим. Брожу по нему, словно один из призраков, а затем обретаю плоть. Эти сны не всегда так уж кошмарны, иногда они бывают довольно приятными, что не отменяет того, как они изматывают меня. Словно во сне применяю к себе заклинание, обращаюсь призраком, а затем воплощаюсь где-то далеко, чтобы вернуться до рассвета.
После этих снов никого не хочется видеть, предпочитаю держаться подальше от всех.
Раньше причины бессонных ночей были иными, но после них я, напротив, был полон энергии. Сейчас о совершении "чуда" вроде мгновенной зарядки артефакта первого уровня, не стоит и думать.
Но хуже то, что ученики замечают мое состояние, доходит до нелепого: они спрашивают, не случилось ли у меня чего. Дожили. Злюсь, требую от них вещей, которых они объективно достичь не могут, только чтоб не хватало времени думать о том, о чем им не положено, однако я прекрасно сознаю - подобное обучение не принесёт никаких плодов и уйдёт впустую. Разумеется, младшие слишком заняты открывающимися перспективами и насыщенной учебной программой, но вот первый набор.. Пора перестать обращать внимание на их упрашивания и категорично объявить о последнем годе обучения. В конце концов, недостаток самостоятельности некоторых из них рискует стать проблемой. О собственных лабораториях, самоличном решении, чем, когда и как заниматься, и ответственности за себя перед собой - об этом, кажется, никто не мечтает, в Хогвартсе слишком удобно и спокойно. Дети выросли, заводят семьи, при том оставаясь здесь, а Хогвартс начинает напоминать ремесленную слободу, сознавать это прискорбно и противно. К слову, стоит высказать Ровене за дурной пример, который она подаёт ученикам со своими великовозрастными "помощниками".
Выходит, события октября поразили меня более, чем я думал. Но раньше, как бы сильны ни были нервные потрясения, дурные сны после никогда не мучили меня так долго. По крайней мере, после того, как я осуществлял задуманное, совершал свои ходы.
Я бы ещё понял, будь причина в опасениях за Седрика или других близких, но точно знаю, как именно выражаются эти страхи. Не то.
Заброшенный город кажется одновременно совершенно сюрреалистичным и донельзя настоящим. Брожу по нему, словно один из призраков, а затем обретаю плоть. Эти сны не всегда так уж кошмарны, иногда они бывают довольно приятными, что не отменяет того, как они изматывают меня. Словно во сне применяю к себе заклинание, обращаюсь призраком, а затем воплощаюсь где-то далеко, чтобы вернуться до рассвета.
После этих снов никого не хочется видеть, предпочитаю держаться подальше от всех.
Раньше причины бессонных ночей были иными, но после них я, напротив, был полон энергии. Сейчас о совершении "чуда" вроде мгновенной зарядки артефакта первого уровня, не стоит и думать.
Но хуже то, что ученики замечают мое состояние, доходит до нелепого: они спрашивают, не случилось ли у меня чего. Дожили. Злюсь, требую от них вещей, которых они объективно достичь не могут, только чтоб не хватало времени думать о том, о чем им не положено, однако я прекрасно сознаю - подобное обучение не принесёт никаких плодов и уйдёт впустую. Разумеется, младшие слишком заняты открывающимися перспективами и насыщенной учебной программой, но вот первый набор.. Пора перестать обращать внимание на их упрашивания и категорично объявить о последнем годе обучения. В конце концов, недостаток самостоятельности некоторых из них рискует стать проблемой. О собственных лабораториях, самоличном решении, чем, когда и как заниматься, и ответственности за себя перед собой - об этом, кажется, никто не мечтает, в Хогвартсе слишком удобно и спокойно. Дети выросли, заводят семьи, при том оставаясь здесь, а Хогвартс начинает напоминать ремесленную слободу, сознавать это прискорбно и противно. К слову, стоит высказать Ровене за дурной пример, который она подаёт ученикам со своими великовозрастными "помощниками".
вторник, 18 октября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Ещё утром я бродил по руинам, оставшимся от двух десятилетей моей жизни. А мог лежать там же, как мои доверенные слуги. О, не сомневаюсь, будь у них шанс доказать преданность своему господину, они не колебались бы ни секунды, возможно, даже сумели сберечь мою собственность, - я не принимаю службу от кого попало. И уж конечно, находись их господин дома, он бы без труда уничтожил дерзких захватчиков. Если бы предоставилась малейшая возможность.
Больше чем уверен, возможности не было. И будь я дома, я бы несомненно лежал среди них.
Приглашение заночевать в замке султана Багдада было счастливой случайностью? Разумеется, нет. И вряд ли решение вызвать меня исходило от Самсама ад-Даула, я прекрасно понимаю, отчего он желает лишить меня всего имущества, чести и жизни. Милостиф халиф Аббасидов - безмерно уважаемая фигура, - наверняка присоветовал на правах религиозного главы предупредить меня.. для начала. Но не ко мне он милостив, а к своему народу: знал - шанс спастись у меня был. Заганять в угол иноземного врага непонятного тебе - недальновидно опасно.
Не верю, что султан успокоится. Мой дворец - оазис среди пустыни - ни ему, ни халифу не найти. Самим. Однако, смертельная глупость - не внять предупреждению. И если дворец - слишком сложно и предсказуемо, какой удар он изберёт нанести?
Англия очень далеко - мысль успокаивающая в своей наивности.
Опять я совершил поступок, неминуемое последствие которого - смерть. И вновь её избежал. Откровенно говоря, не благодаря своим нынешним заслугам. Как говорит один мой друг - или теперь бывший друг? - Вагда: создай себе репутацию и она будет сама собой вести тебя туда, куда ты заслужил, создай сам себя - и мир станет подставлять нужную дорогу под твою стопу. Я в любом случае сам предпочитаю выбирать свои пути, с недоверием и неохотой вступая на те, что сами стелются предо мной. Но с всё большим недоумением оглядываюсь назад.
Вот и теперь, так уж мне нужна была эта прекрасная Кармия? Или как её звали? Не наложница даже, жена султана. Само собой, никто не крал драгоценный цветок из сада правителя, то коварный джинн пробрался в ночное сердце дворца. И кто же это такой не в меру наблюдательный, хотел бы я знать, кто опознал в демоне добронравного Аламгиршана? Нет, на мне не было ментального воздейстия, я был волен в своих действиях и действовал сообразно желаниям, вполне естественным для моей натуры. Всегда ли я был таким? Сколько себя помню. Но раньше мне было достаточно нарушить установленные кем-то границы, когда границ не стало, я создал их сам, но теперь и этого мало, чтоб чувствовать удовлетворенность жизнью. Куда дальше толкнет меня темная сторона моей души? Как я захочу доказать себе, что жив? Обычно мне не требуется размышлять над этим, но восточная привычка философствовать усиливается необходимостью удостовериться в том, что на мне нет заклятья, проклятья и прочего влияния.
Вечер. И я, наконец, дома. В родовом замке, хозяином которого должен был стать Салем. Непривычно чувствовать себя уместным на промозглом юге холодной, негостерпиимной, но всегда понятной Англии. Не знаю, отчего я направился домой, хотя сейчас нет дел, требующих участия.
Иссабэлль... я так редко бывал у дочери, да я практически не видел её. Всё же подолгу живя на востоке, забываю, что здесь у меня нет "женского" крыла. И выходило всегда, что я сперва отправлялся к Седрику - узнать о делах, рассказать о том, удалось ли мне вновь поговорить с ведьмами из пустыни, проверить его успехи, подсказать, научить, и дочь видел уже во время семейного завтрака. После которого уезжал разбираться с делами в разных концах графства или на совет лордов к королю. Сейчас сын в школе, наверняка не спит, заняв мою лабораторию, вероятно вместе с Сиридой, а мир постелил под мои стопы дорогу к комнатам дочери. Шсшаэсс свидетель, я, пожалуй, не смог бы с точностью описать, как она выглядит и похожа ли на меня, на мать или брата.
То, что я испытал, отворив дверь спальни и разбудив дочь - не для старниц дневника. Вероятно, эту очередную темную дыру моей души я предпочту выбросить в думослив. Но не сейчас. Месть - блюдо, что подают холодным, но ледяному щербету я предпочитал горячее вино. Только сразу можно утолить жажду мщения и поистине насладиться ею. Если же мне не случится вернуться, хочу верить, что мой сын, нет, не сумеет справиться с наследством без меня - в этом я не сомневаюсь, я надеюсь, что ему хватит сил жить.
Больше чем уверен, возможности не было. И будь я дома, я бы несомненно лежал среди них.
Приглашение заночевать в замке султана Багдада было счастливой случайностью? Разумеется, нет. И вряд ли решение вызвать меня исходило от Самсама ад-Даула, я прекрасно понимаю, отчего он желает лишить меня всего имущества, чести и жизни. Милостиф халиф Аббасидов - безмерно уважаемая фигура, - наверняка присоветовал на правах религиозного главы предупредить меня.. для начала. Но не ко мне он милостив, а к своему народу: знал - шанс спастись у меня был. Заганять в угол иноземного врага непонятного тебе - недальновидно опасно.
Не верю, что султан успокоится. Мой дворец - оазис среди пустыни - ни ему, ни халифу не найти. Самим. Однако, смертельная глупость - не внять предупреждению. И если дворец - слишком сложно и предсказуемо, какой удар он изберёт нанести?
Англия очень далеко - мысль успокаивающая в своей наивности.
Опять я совершил поступок, неминуемое последствие которого - смерть. И вновь её избежал. Откровенно говоря, не благодаря своим нынешним заслугам. Как говорит один мой друг - или теперь бывший друг? - Вагда: создай себе репутацию и она будет сама собой вести тебя туда, куда ты заслужил, создай сам себя - и мир станет подставлять нужную дорогу под твою стопу. Я в любом случае сам предпочитаю выбирать свои пути, с недоверием и неохотой вступая на те, что сами стелются предо мной. Но с всё большим недоумением оглядываюсь назад.
Вот и теперь, так уж мне нужна была эта прекрасная Кармия? Или как её звали? Не наложница даже, жена султана. Само собой, никто не крал драгоценный цветок из сада правителя, то коварный джинн пробрался в ночное сердце дворца. И кто же это такой не в меру наблюдательный, хотел бы я знать, кто опознал в демоне добронравного Аламгиршана? Нет, на мне не было ментального воздейстия, я был волен в своих действиях и действовал сообразно желаниям, вполне естественным для моей натуры. Всегда ли я был таким? Сколько себя помню. Но раньше мне было достаточно нарушить установленные кем-то границы, когда границ не стало, я создал их сам, но теперь и этого мало, чтоб чувствовать удовлетворенность жизнью. Куда дальше толкнет меня темная сторона моей души? Как я захочу доказать себе, что жив? Обычно мне не требуется размышлять над этим, но восточная привычка философствовать усиливается необходимостью удостовериться в том, что на мне нет заклятья, проклятья и прочего влияния.
Вечер. И я, наконец, дома. В родовом замке, хозяином которого должен был стать Салем. Непривычно чувствовать себя уместным на промозглом юге холодной, негостерпиимной, но всегда понятной Англии. Не знаю, отчего я направился домой, хотя сейчас нет дел, требующих участия.
Иссабэлль... я так редко бывал у дочери, да я практически не видел её. Всё же подолгу живя на востоке, забываю, что здесь у меня нет "женского" крыла. И выходило всегда, что я сперва отправлялся к Седрику - узнать о делах, рассказать о том, удалось ли мне вновь поговорить с ведьмами из пустыни, проверить его успехи, подсказать, научить, и дочь видел уже во время семейного завтрака. После которого уезжал разбираться с делами в разных концах графства или на совет лордов к королю. Сейчас сын в школе, наверняка не спит, заняв мою лабораторию, вероятно вместе с Сиридой, а мир постелил под мои стопы дорогу к комнатам дочери. Шсшаэсс свидетель, я, пожалуй, не смог бы с точностью описать, как она выглядит и похожа ли на меня, на мать или брата.
То, что я испытал, отворив дверь спальни и разбудив дочь - не для старниц дневника. Вероятно, эту очередную темную дыру моей души я предпочту выбросить в думослив. Но не сейчас. Месть - блюдо, что подают холодным, но ледяному щербету я предпочитал горячее вино. Только сразу можно утолить жажду мщения и поистине насладиться ею. Если же мне не случится вернуться, хочу верить, что мой сын, нет, не сумеет справиться с наследством без меня - в этом я не сомневаюсь, я надеюсь, что ему хватит сил жить.
пятница, 07 октября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
"Высказанное мнение - суть утверждение".
И я бы ни чуть не удивился, если бы девица, заявляющая подобное, была ученицей Ровены. Да, сегодня я недобр, но когда я слышу подобное неминуемо задумываюсь, что я делаю среди людей.
Надо бы пообщаться с моими учениками, по крайней мере с той их частью, что разочаровывает меня реже остального человечества.
И я бы ни чуть не удивился, если бы девица, заявляющая подобное, была ученицей Ровены. Да, сегодня я недобр, но когда я слышу подобное неминуемо задумываюсь, что я делаю среди людей.
Надо бы пообщаться с моими учениками, по крайней мере с той их частью, что разочаровывает меня реже остального человечества.
вторник, 04 октября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
I, I've suffered long enough in this ghost town
I saw the walls, called their bluff and tore them down
When I think of all the time I've wasted
All the bitter pills I've tasted
I have to hang my head and frown
I, I've suffered long enough in this ghost town
Soon came a day under skies that were gray
When I knew I couldn't stay in this ghost town full of
Clones and clowns and carbon copy towns, with
Kine and swine and nothing that was mine,
And this town's decline with my hatred intertwined,
So I gather all I find and I bolted it to me,
Fueled my fires and I grabbed my pliers, and I'm lit!
I made my own machine
Yes, we're building steam
I hate the same routine.
I made my own machine
Yes, we're building steam
I hate the same routine.
I, I never looked back-I want to never return
If I could find a fuse, those bridges would burn
But I keep this horse at a run
Keep my hand to my gun
My path the vampires have learned.
So I, I can never look back
I can never return.
Soon came a day under skies that were gray
When I knew I couldn't stay in this ghost town full of
Clones and clowns and carbon copy towns, with
Kine and swine and nothing that was mine,
And this town's decline with my hatred intertwined,
So I gather all I find and I bolted it to me,
Fueled my fires and I grabbed my pliers, and I'm lit!
I made my own machine
Yes, we're building steam
I hate the same routine
(c) Abney Park
I saw the walls, called their bluff and tore them down
When I think of all the time I've wasted
All the bitter pills I've tasted
I have to hang my head and frown
I, I've suffered long enough in this ghost town
Soon came a day under skies that were gray
When I knew I couldn't stay in this ghost town full of
Clones and clowns and carbon copy towns, with
Kine and swine and nothing that was mine,
And this town's decline with my hatred intertwined,
So I gather all I find and I bolted it to me,
Fueled my fires and I grabbed my pliers, and I'm lit!
I made my own machine
Yes, we're building steam
I hate the same routine.
I made my own machine
Yes, we're building steam
I hate the same routine.
I, I never looked back-I want to never return
If I could find a fuse, those bridges would burn
But I keep this horse at a run
Keep my hand to my gun
My path the vampires have learned.
So I, I can never look back
I can never return.
Soon came a day under skies that were gray
When I knew I couldn't stay in this ghost town full of
Clones and clowns and carbon copy towns, with
Kine and swine and nothing that was mine,
And this town's decline with my hatred intertwined,
So I gather all I find and I bolted it to me,
Fueled my fires and I grabbed my pliers, and I'm lit!
I made my own machine
Yes, we're building steam
I hate the same routine
(c) Abney Park
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Мне всегда нравился мой друг Даниф.
Ему удавалось тщательно скрывать свою напористую, беспринципную, трусливую натуру под маской сдержанной величавости.
Чем же он нравился? Просто - за ним было интересно наблюдать. Его не нужно было провоцировать намеренно, любопытство вызывал вопрос - на чём же он сорвётся.
Промахнулся он по-крупному, я бы сказал допустил смертельную ошибку. Право же, кем надо быть, чтоб строить планы по похищению знатного юноши, да ещё пытаясь подкупить моих слуг.
Ну да пёс с ним, так нелепо заплутавшим в пустыне, растерявшим стражу и опрометчиво решившим заночевать среди песков. Змеиный обед, гнездо выводку скорпионов, - не стоит памяти.
И мне никогда не нравился Его Высочество.
Неудержимо прекрасный эмир, один из младших сыновей халифа, был рожден от пустынной ведьмы.
Есть на Востоке такая традиция, опять же много более мудрая, чем обычаи нашей маггловской знати. Правящий род Аббасидов наделён магической силой, она не велика, однако и английские магические фамилии чаще всего имеют небольшой волшебный потенциал. Проявления силы также различны. При чем дело не только в обучении и своеобразии обрядов, сама направленность их силы иная. Если у британского или континентального мага в детстве в случае опасности выплеск ещё нетронутой энергии может его спасти, то на востоке магия скорее подпитывает человека, но не вырывается бесконтрольно на свободу, не позволяет сотворить очевидное чудо.
Возвращаясь к халифам, отмечу, их род наделён небольшой магической силой, но её хватает, чтоб от союза с пустынной ведьмой, мог родиться весьма сильный маг. Который, пройдя должное обучение, станет визирем, не имеющим право претендовать на престол, несмотря на своё огромное влияние. Чтоб власть не вскружила голову, и визирь не попытался получить себе всю её полноту, халиф не сразу женится на ведьме, сперва у него должно появиться не менее троих сыновей. Предусмотрительны восточные люди.
С нынешним визирем я познакомился во времена моей юности. После не общался. И предпочел, чтоб так оно и оставалось, однако то, что он озаботился тем, чтоб розыскать меня здесь, в Англии, говорит о его упорном желании повидаться. Да и на пришедшее письмо с вопросом о том, может ли он явиться ко мне, ответить отказом было, конечно, возможно, но не допустимо.
Эмир в Британии. Примиряет меня с сим фактом лишь мысль о том, что это может обернуться чем-то увлекательным.
Ему удавалось тщательно скрывать свою напористую, беспринципную, трусливую натуру под маской сдержанной величавости.
Чем же он нравился? Просто - за ним было интересно наблюдать. Его не нужно было провоцировать намеренно, любопытство вызывал вопрос - на чём же он сорвётся.
Промахнулся он по-крупному, я бы сказал допустил смертельную ошибку. Право же, кем надо быть, чтоб строить планы по похищению знатного юноши, да ещё пытаясь подкупить моих слуг.
Ну да пёс с ним, так нелепо заплутавшим в пустыне, растерявшим стражу и опрометчиво решившим заночевать среди песков. Змеиный обед, гнездо выводку скорпионов, - не стоит памяти.
И мне никогда не нравился Его Высочество.
Неудержимо прекрасный эмир, один из младших сыновей халифа, был рожден от пустынной ведьмы.
Есть на Востоке такая традиция, опять же много более мудрая, чем обычаи нашей маггловской знати. Правящий род Аббасидов наделён магической силой, она не велика, однако и английские магические фамилии чаще всего имеют небольшой волшебный потенциал. Проявления силы также различны. При чем дело не только в обучении и своеобразии обрядов, сама направленность их силы иная. Если у британского или континентального мага в детстве в случае опасности выплеск ещё нетронутой энергии может его спасти, то на востоке магия скорее подпитывает человека, но не вырывается бесконтрольно на свободу, не позволяет сотворить очевидное чудо.
Возвращаясь к халифам, отмечу, их род наделён небольшой магической силой, но её хватает, чтоб от союза с пустынной ведьмой, мог родиться весьма сильный маг. Который, пройдя должное обучение, станет визирем, не имеющим право претендовать на престол, несмотря на своё огромное влияние. Чтоб власть не вскружила голову, и визирь не попытался получить себе всю её полноту, халиф не сразу женится на ведьме, сперва у него должно появиться не менее троих сыновей. Предусмотрительны восточные люди.
С нынешним визирем я познакомился во времена моей юности. После не общался. И предпочел, чтоб так оно и оставалось, однако то, что он озаботился тем, чтоб розыскать меня здесь, в Англии, говорит о его упорном желании повидаться. Да и на пришедшее письмо с вопросом о том, может ли он явиться ко мне, ответить отказом было, конечно, возможно, но не допустимо.
Эмир в Британии. Примиряет меня с сим фактом лишь мысль о том, что это может обернуться чем-то увлекательным.
понедельник, 03 октября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Судьба - мастерица узлы вязать. И к каждому у неё свой подход.
Тот, кто привык плыть по течению, лететь по ветру, получит узелок на кончик пальцев - с него достаточно. Итак вести и кувыркать его будет, как Ей угодно.
Тому, кто мечется бессмысленно, - множественная сеть ниток. Мухи тоже бьются в паутине.
Тот, кто проявляет гордыню и вскидывает голову, одним рывком привыкнув вырываться из пут, - скользящая петля на шею. Либо смирится, либо сдохнет. Судьбе всё едино, она и бездыханного протащит и втянет даже безжизненное тело, куда ей надобно.
Тому, кто мечом прорубает узлы, силой прошибает стены, словом ломает чужие души, достанется коварная верёвка: верёвка без натяжения - не порвать, без опоры - не разрубить, без привычной логики плетения - не разгадать. Так что же ему остается, если отказ смириться его, в отличие от гордеца, даже к смерти не приводит?
Хитрая бестия, исполняет мои желания, даёт всё, что ни загадаю, - не успеваю и помечтать.
Чего же ты желаешь от меня? Чтоб я потерял осторожность или, напротив, лишился рассудка от пустой тревоги, ища скрытый смысл, которого нет? Но не можешь же ты не понимать тщетность таких ожиданий, ведь ты, возможно, знаешь меня лучше, чем я сам.
Покажи мне свое лицо.
Тот, кто привык плыть по течению, лететь по ветру, получит узелок на кончик пальцев - с него достаточно. Итак вести и кувыркать его будет, как Ей угодно.
Тому, кто мечется бессмысленно, - множественная сеть ниток. Мухи тоже бьются в паутине.
Тот, кто проявляет гордыню и вскидывает голову, одним рывком привыкнув вырываться из пут, - скользящая петля на шею. Либо смирится, либо сдохнет. Судьбе всё едино, она и бездыханного протащит и втянет даже безжизненное тело, куда ей надобно.
Тому, кто мечом прорубает узлы, силой прошибает стены, словом ломает чужие души, достанется коварная верёвка: верёвка без натяжения - не порвать, без опоры - не разрубить, без привычной логики плетения - не разгадать. Так что же ему остается, если отказ смириться его, в отличие от гордеца, даже к смерти не приводит?
Хитрая бестия, исполняет мои желания, даёт всё, что ни загадаю, - не успеваю и помечтать.
Чего же ты желаешь от меня? Чтоб я потерял осторожность или, напротив, лишился рассудка от пустой тревоги, ища скрытый смысл, которого нет? Но не можешь же ты не понимать тщетность таких ожиданий, ведь ты, возможно, знаешь меня лучше, чем я сам.
Покажи мне свое лицо.
суббота, 01 октября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Давно известная забава: что судьба с помощью случайно выпавших высказываний некоего мыслителя (а иногда несмышленша) поведает о тебе.
1. Обо мне: "Самый безумный вымысел в любой момент может оказаться единственной реальностью, оставшейся в твоем распоряжении…"
2. О жизни:"Самый главный принцип подбора будущих коллег: если им нравится та же кухня и, тем более, тот же столик, что и тебе, значит, психологическая совместимость вам обеспечена."
3. О будущем: "Гнев часто помогает забыть о страхе смерти." /хм... *задумчиво* предсказание очень в духе.
4. О прошлом: "Нумминорих вполне способен отказаться от всего, что у него есть, ради неизвестно чего – а это мало кому дано."
5. О врагах:"Тайные возможности человека почти безграничны…!" /а значит, кто бы ни был моим врагом, он обречён на проигрыш.
6. О друзьях:"Главное – поменьше пафоса!" /вот уж воистину
7. Про сегодняшний день:"Все может быть правдой." /но может и не быть
8. Про завтрашний день:"– Людей и без того несколько больше, чем надо… – Что касается количества людей, ты абсолютно прав. А вот их качество меня редко устраивало. Можно сказать, почти никогда!" /что верно, то верно
9. Про мой характер:"Какой дурак сказал, что смерть приносит успокоение?"
10. Кредо:"Главное – не вздумай поверить, что ты действительно испытываешь все эти чувства!" / что-то в этом есть.
11. Отношения: "Верное решение всегда находится между “да” и “нет”…"
12. О чувствах: "Да здравствует раздвоение личности – кратчайший путь к душевному равновесию!" /о, то есть, беспокоиться не о чем.
1. Обо мне: "Самый безумный вымысел в любой момент может оказаться единственной реальностью, оставшейся в твоем распоряжении…"
2. О жизни:"Самый главный принцип подбора будущих коллег: если им нравится та же кухня и, тем более, тот же столик, что и тебе, значит, психологическая совместимость вам обеспечена."
3. О будущем: "Гнев часто помогает забыть о страхе смерти." /хм... *задумчиво* предсказание очень в духе.
4. О прошлом: "Нумминорих вполне способен отказаться от всего, что у него есть, ради неизвестно чего – а это мало кому дано."
5. О врагах:"Тайные возможности человека почти безграничны…!" /а значит, кто бы ни был моим врагом, он обречён на проигрыш.
6. О друзьях:"Главное – поменьше пафоса!" /вот уж воистину
7. Про сегодняшний день:"Все может быть правдой." /но может и не быть
8. Про завтрашний день:"– Людей и без того несколько больше, чем надо… – Что касается количества людей, ты абсолютно прав. А вот их качество меня редко устраивало. Можно сказать, почти никогда!" /что верно, то верно
9. Про мой характер:"Какой дурак сказал, что смерть приносит успокоение?"
10. Кредо:"Главное – не вздумай поверить, что ты действительно испытываешь все эти чувства!" / что-то в этом есть.
11. Отношения: "Верное решение всегда находится между “да” и “нет”…"
12. О чувствах: "Да здравствует раздвоение личности – кратчайший путь к душевному равновесию!" /о, то есть, беспокоиться не о чем.
четверг, 29 сентября 2011
"Последний же враг истребится — смерть."/"Для поражения нет оправдания."
Многим я кажусь расчетливым, лицемерным. И пусть бы их, но объявляя это, они ещё и со змеями сравнивают, мол, ползучие гады кожу меняют, так же и я – меняюсь под ситуацию. Какие несуразные выводы, даже отрицать их, объясняя очередному недорослю особенности змей, тем паче – своей личности, - только унижаться. Впрочем, показывать, кто здесь на самом деле пресмыкающееся, приходится. Но Ровена... что Хельга подмешивает в её целебное зелье?
..На самом же деле вынужденная сдержанность мне всегда претила. В детстве – из-за отца и, особенно, матери, для которых важность общественного мнения и производимого впечатления, умения пустить пыль в глаза (чем ещё назвать желание ни в чем не опозориться, пересиливающее привязанность к собственным детям?), превышали все мыслимые пределы. Но я привык соответствовать, могу себе позволить, так как в Англии, к счастью, далеко не вся моя жизнь.
Другое дело сдержанность восточная. Для меня её квинтэссенцией стала такая ситуация, когда хочется сжать чьё-то горло, а вместо этого стоит протянуть человеку руку, и держать крепко – так, чтобы унять дрожь в его пальцах, чтоб даже случайно он не ощутил кинжала, спрятанного в моем рукаве, и не ощутил ядовитого поцелуя змеи, что крепко и надежно оплетает мое запястье.
И как же странно чувствовал я себя, познакомившись с нагами. Разумеется, они узнали обо мне ещё тогда, в первое самовольное путешествие в Индию, когда спасаясь из ямы со змеями, я открыл в себе способности змееуста и узрел в змеях их врожденное желание меня слушаться. Сложно пройти две страны, провести за собой тысячи змей всевозможных видов, и не привлечь внимания. Не знаю, как наги подгадали моё возвращение на восток, но уже в следующий же мой, уже официальный, ещё при живых отце и брате, визит, он явился ко мне. Мой провожатый, мой учитель, единственный, кто с полным правом мог бы назваться моим наставником, но предпочел стать другом, и хоть он знал о человеческой жизни меньше меня, понимать хитросплетения самых непредсказуемых натур умел в совершенстве.
Ах, какой сладкой дрожью страха от неизвестного, непонятного, опасного во мне отзываются воспоминания о нашей первой встрече...
..На самом же деле вынужденная сдержанность мне всегда претила. В детстве – из-за отца и, особенно, матери, для которых важность общественного мнения и производимого впечатления, умения пустить пыль в глаза (чем ещё назвать желание ни в чем не опозориться, пересиливающее привязанность к собственным детям?), превышали все мыслимые пределы. Но я привык соответствовать, могу себе позволить, так как в Англии, к счастью, далеко не вся моя жизнь.
Другое дело сдержанность восточная. Для меня её квинтэссенцией стала такая ситуация, когда хочется сжать чьё-то горло, а вместо этого стоит протянуть человеку руку, и держать крепко – так, чтобы унять дрожь в его пальцах, чтоб даже случайно он не ощутил кинжала, спрятанного в моем рукаве, и не ощутил ядовитого поцелуя змеи, что крепко и надежно оплетает мое запястье.
И как же странно чувствовал я себя, познакомившись с нагами. Разумеется, они узнали обо мне ещё тогда, в первое самовольное путешествие в Индию, когда спасаясь из ямы со змеями, я открыл в себе способности змееуста и узрел в змеях их врожденное желание меня слушаться. Сложно пройти две страны, провести за собой тысячи змей всевозможных видов, и не привлечь внимания. Не знаю, как наги подгадали моё возвращение на восток, но уже в следующий же мой, уже официальный, ещё при живых отце и брате, визит, он явился ко мне. Мой провожатый, мой учитель, единственный, кто с полным правом мог бы назваться моим наставником, но предпочел стать другом, и хоть он знал о человеческой жизни меньше меня, понимать хитросплетения самых непредсказуемых натур умел в совершенстве.
Ах, какой сладкой дрожью страха от неизвестного, непонятного, опасного во мне отзываются воспоминания о нашей первой встрече...